«А теперь подними голову и вдохни глубоко-глубоко.
Не смей реветь. Найди на небе звезду и поговори с ней.
Это полезно и для тебя, и для звезды.
Скажи ей, что ты счастливый человек.
Ведь у тебя есть те, кого ты любишь.
Пообещай той звезде, что больше не будешь откладывать главное на потом, не будешь говорить себе «успею».
Ты не успеешь. Люди никогда не успевают рассказать друг другу о своей любви» 
«Господи, как же все сложно. Пока была маленькой, думала: ну, если сейчас не понимаю, - вырасту и пойму... Но годы, как теннисные мячики, пущенные неумелой рукой, один за другим вылетают за контрольную линию - прямо в вечность, и мне по-прежнему ничегошеньки неясно. Вопросов становится все больше, и они, в основном, такие противные, а ответов на них чаще всего просто нет»
«Знаете, если у Вас не случилось разлуки с Вашим ребенком, ее стоит организовать хотя бы только для того, чтобы получать детские письма. Ничего подобного жизнь Вам больше не подарит. Это особое, ни на что не похожее счастье. То, что там написано, чаще всего никогда не будет сказано, а если и будет, то уже не так. Написанное слово останется с Вами навсегда, а жизнь побежит дальше, и потом уже Ваш ребенок сам с удивлением будет перечитывать собственные письма»
«Глаза – ну, что глаза, это зеркало души, и только. Она ими на всех смотрит. И каждому врет этими глазами про свою душу так, как хочет.
Губы - вот самое говорящее место. А совсем не глаза. На глаза очки темные одел, - и порядок. А губы не спрячешь. Я всегда на них смотрю»
«Измена. Она была ужасна своей неуловимостью, незаметностью, неопределенностью. Ее не было нигде, и она была повсюду. Ею было пропитано пространство, в котором Катя жила, в котором она дышала. И Катя задыхалась. По ночам ей снились сны, что какое-то существо - страшное, мохнатое, с липкими щупальцами, сидит у нее на груди и улыбается»
«Я возражала, приводила примеры из классики, и в наших девичьих спорах рождалась маленькая истина – для каждой своя»
«Это было похоже на дурной сон. На огромной скорости, на пустынном шоссе Пьетро, не отрывая взгляда от дороги и левой рукой мертво вцепившись в руль, правой наощупь снимал с нее все. Он делал это не спеша, продлевая минуты своей абсолютной власти. Она без звука подчинялась ему, боясь неверным движением враз покончить со всеми разногласиями на этом свете. В финале, Платонова сидела в машине с зажмуренными от страха глазами и совершенно раздетая. Мимо проносились виноградники, во рту у нее пересохло, говорить она не могла. Всю дорогу он так и держал руль левой рукой.»