блог

Наш филологический факультет МГУ называли «институтом благородных девиц», и это было похоже на правду. Никогда больше я не видела такой плотности молодых и красивых девиц. И все, в придачу, – умницы! Хотя дур среди них было тоже немало. Но одно другому, как известно, не помеха.
К нам приезжали знакомиться , дежурили на выходе из гуманитарного корпуса на Ленинских горах (мой первый муж "образовался" именно так)), и лично я совершенно не страдала от того, что мальчиков среди наших студентов не было вовсе, за исключением нескольких экземпляров, с кем наши профессора связывали серьезные надежды на будущее отечественного языкознания и литературоведения.
В дальнейшем получилось так, что я работала в карьерной организации, где карьеру делали, естественно, кто? Мужчины. Поскольку женщине сделать карьеру в советской организации можно было либо через партком, либо через другое место.
Меня не устраивал ни первый, ни второй варианты, я пошла, что называется «по профсоюзной линии». Это не сулило больших высот, зато мой культурно-массовый сектор не давил на мою совесть. Но я понимала, что никогда, никогда мне не догнать своих ровесников, имевших счастье носить в младенчестве голубые ползунки и позже уверенно осваивающих служебные высоты. Гендерная дискриминация – страшное дело. Страшнее – только дискриминация возрастная. Я прошла и через то, и через другое.
Да, ну о чем это я. Время шло, савецкие «оковы пали», наступила пора корпоративного бизнеса, и я стала большим начальником. Без парткома и без другого места. По конкурсу. И опять началась жизнь среди мужчин. Я к ней уже привыкла и знала, что не будешь показывать зубы, сожрут, затопчут и не вспомнят, как «хороши, как свежи были розы», и в их числе я – в душе такая томная, такая чайная…
Воевать с мужчинами на служебном поле – дело неблагодарное. Все худшее, чем располагало мое “эго”, мне пришлось за годы государственной службы и работы в корпоративном бизнесе держать в боевой готовности. Я редко вспоминала в то время о том, что я – как бы девочка. И что это огромная привилегия, подаренная мне природой.
Мне никогда не хотелось стать мальчиком. Я всегда немного их жалела, потому что у них все так было неинтересно: какие-то дурацкие рогатки, пистолеты и штаны унылых цветов. Не представляю, что означает зависть девочек по отношению к мальчикам. И отсутствие одной маленькой штучки, которая есть у мальчиков, тоже меня никогда не заставляло страдать. У нас, у девочек, и без нее все замечательно устроено. Мальчики не дадут соврать. Кроме того у нас есть священное право торчать перед зеркалом, плакать, чтобы добиться своего, сплетничать, делать глупости и любить розовый цвет.
Жизнь доказала мою правоту.Я давно уже не работаю. Больше всего я благодарна замечательному времени, что наступило после моего увольнения, за то, что оно мне позволило опять почувствовать, что я девочка, что я – дурочка и что мне не стыдно любить розовый цвет.

Летние литературные каникулы подходят к концу.
Давно я здесь ничего не писала. Теперь нужно восстанавливать форму.
Спешу ухватить собственную мысль за хвост, пока она от меня не убежала:
"Печальней ситуации, когда книга лучше, чем ее автор, может быть только случай, когда автор лучше, чем его книга".
Что до моего собственного выбора, то я бы предпочла, чтобы мои книги были бы лучше, чем я сама.

Это не парадная фотография. Это отец в первый день после фронта дома, на балконе нашей квартиры на Чистых прудах, уже немножко "принявший на грудь".
Его сфотографировал мой дед.
Жизнь любит все закольцовывать. На этом балконе когда-то стояла моя бабушка и смотрела вслед моему отцу, рядом с которым шел дед.
Отец тогда после летного училища на сутки был отпущен домой попрощаться и уходил на фронт, а дед его провожал.
Они ничего не сказали бабушке, чтобы не терзать ее. Она не знала, что ее сын уходит на войну.
Наверное, дед , военный инженер и генерал Генштаба СССР, мог запросто устроить своим детям бронь. Но ни ему, ни бабушке это даже в голову не пришло.
Отец был боевым летчиком, последний вылет - утро 9 мая 1945 г. Здесь ему 21 год.
Его брат попал в "котел" под Харьковом и пять лет провел в концллагерях.
Освободили его американцы. И он вернулся домой, на Чистые пруды. А что было потом - отдельная история. Очень тяжелая.

Давайте я расскажу о том, что было 22 года назад, в 1995 году на пятидесятилетие Победы.
Тогда в первый раз задумали сделать парад фронтовиков – пустить по Красной площади ветеранов. Подготовка началась за полгода. Они приезжали на плац к 8-ми утра, тренировались по нескольку часов, учились заново ходить шеренгой, тянуть ногу и прочее.
Чтобы быть допущенным к параду, каждый должен был пройти медкомиссию. Допускали только тех, кто был “более или менее” на ногах. Тех, кто был слишком стар или слишком болен, выбраковывали.
Вы видели, как плачут от обиды старики-ветераны? Вытирая по-детски слезы, которые бегут по щекам? Не дай вам бог. Правда, теперь уже по-любому увидеть это не придется.
На тренировки по отработке шага приезжали счастливчики, кого допустили: и старики, и старухи. Все – с больными ногами, давлением и прочее, но все держались. Складывали свои сумочки-пакетики на газон и ходили по нескольку часов. Иногда кому-то становилось плохо, но виду такой старик или старуха не подавал, и никто рядом их не выдавал. У всех в карманах лежали лекарства: они знали, что делали.
В день парада отец встал в три часа утра. Я помню, как тщательно он брился и как тряслись у него от волнения руки.
Потом он позвонил своему фронтовому товарищу и каким-то придушенным голосом спросил: «Петька, ну ты как, готов?». Петька был такой же, как отец, старик, еще старше. Просто они на всю жизнь остались друг для друга Петьками, Лешками, Сашками – эти когда-то необыкновенно красивые, смелые, как черти, боевые летчики, а на самом деле - просто мальчишки.
Они здорово прошли. Они чеканили, как могли, шаг, тянули ногу, держали высоко поднятыми головы. Они справились. А после, обняв друг друга, плакали. Большая часть из них знали, что прощаются навсегда.
Когда уже после парада я, увозя отца домой, спросила, как же он выдержал такую чудовищную нагрузку, он сказал: “Так мы же поддерживали друг друга».
– Как? – Спросила я.
– Мы договорились идти очень тесно, чтобы, если кто не дотянет, поддерживать. Плечом...
P.S.
Спасибо моему школьному другу Василию Колотинскому за то, что он записал на пленку тот парад. Я вижу на ней отца и его товарищей. Они идут, тесно сдвинув плечо к плечу...