вступление / об авторе / книги / отзывы / интервью / фото / блог / контакты
Завтра буду рассказывать.
Вопросов мне прислали много, они интересные.
Насчет ответов - как получится.
https://www.facebook.com/groups/1239078089502436
Кажется, этот текст уже вошел в какую-то мою книгу.
Но, поскольку он по-прежнему актуален, размещаю его здесь, чтобы в том числе и самой почаще его перечитывать.
На днях получила благодарность за него от одной знакомой, увидевшей его на ФБ.
Пишет, что он помог ей в трудную минуту, и она сделала правильный для себя выбор.
С чем я поздравляю ее и себя.
Значит, и я помогаю.
****
"Хочется быть самой собой, не облегчая никому жизнь".
Золотые слова от удивительной М.Стрип, адресованные, прежде всего, нам, деликатные и романтические девы.
Потому что мы только и делаем, что облегчаем жизнь разным, часто совершенно того не заслуживающим людям.
Просто из привычки никого не огорчать, из привычки быть удобными. И хорошими.
Ррррр!! Это я клыки оскалила.
Поскольку хочется рвать в клочки эту нашу любимую страсть быть хорошими и облегчать жизнь кому ни попадя.
Будем, наконец, самими собой, думая о себе и уважая прежде всего себя, любимую и единственную.
А не ставя себя на последнее место в этой «пищевой цепочке».
Потому что сожрут.
И не заметят.
И косточками нашими сахарными не подавятся.
"Перефразируя Эйнштейна: теория относительности – это когда не ты идёшь по жизни, а жизнь идёт по тебе", – написала я.
Один из френдов добавил:
"Или не ты идёшь мимо жизни, а жизнь идёт мимо тебя".
Хорошо получилось...
А картинка просто понравилась.
Она не про поезд, зато про жизнь.
Писатель никогда не равен своему творению, на мой взгляд.
Даже если речь идет о графоманском, слабом или бездарном произведении.
Просто потому, что оно есть результат его целенаправленных усилий,
лучшее, самое значительное, что оно смог вынуть из своей души.
Поэтому судить по книгам об их авторе – последнее дело.
Автор просто обречен быть мельче, хуже, чем то, что он создал.
И чем значительней автор, тем больше может быть этот разрыв.
Собственно, почти все наши классики – тому убедительный пример.
Простите меня, классики!
Относительно завтрашней даты
На всякий случай предупреждаю, что в моем случае возраст пришел один.
Почему-то иногда очень хочется небрежно обернуть шею мохеровым шарфом, так модным в прошлом веке, надеть замшевые сапоги коричневого цвета с золотой молнией и золотым же колечком на замке и дубленку. Можно, как у Анук Эме в М&Ж, можно с белыми отворотами, как у Высоцкого, когда он любил Влади 50 лет назад.
Хочется импортную сумку с “лапшой” по шву. Потому что у всех есть, а у меня нет.
Хочется польских теней бирюзового цвета. Потому что они наверняка сделают меня загадочной. Но их у меня тоже нет.
Хочется слушать Izabelle на французском языке или еще что-нибудь, но тоже на французском. Но в своей очень средней школе я учу английский.
Хочется представлять себя, идущей по старому Парижу. Очень старому, тому, куда нам, бедным совкам, было никогда не добраться.
Хочется, откинувшись на ажурную спинку крошечного стула, пить кофе за столиком на улице и ловить на себе цепкие, тягучие взгляды проходящих мимо мужчин. Они же всегда смотрят так на то, что им не достанется. И самой при этом смотреть на конец своей остроносой туфельки на высокой шпильке.
Хочется ночью вернуться к себе в номер отеля Ritz и получить пощечину от ждущего тебя там еще не старого угрюмого мужчины.
Хочется понимать, что ты ее заслужила.
Хочется вытереть мокрый после его злого поцелуя рот и заметить на ладони следы своей губной помады и его слез. Хочется грязно ругаться по поводу варварски разорванных тоненьких бретелек дорогущего «sien» или «bra», как кому нравится.
Хочется потом в ванную с пеной. И да, обязательно шампанского. Не Cоветского полусладкого, пусть даже с “параграфами”, а злющего, вырви глаз, ледяного французского brut. И, лежа в пене, дать поцеловать большой палец своей ноги с вишневого цвета педикюром. И сказать: «Уйди, скотина, я устала». Но сказать по-французски.
Хочется утром стоять у окна и опять пить шампанское. Один узкий бокал, больше не стоит. А потом – похожая на тазик громадная чашка какао и бриошь в постель, взбитую угрюмым мужиком, который не мог дождаться тебя из ванной. И окунать эту самую бриошь в какао совершенно по-деревенски, но с французским шиком.
Хочется долго думать о том, на что же потратить сегодня деньги. Так, чтобы немного, но с удовольствием. И в конце концов решить, что самое лучшее – это не тратить.
И пойти к церкви, и отдать все, выданное тебе на день угрюмым мужчиной, нищим. А потом плакать и долго-долго каяться в совершенных грехах. Это же так здорово, когда есть в чем каяться…
В те поры, когда мне всего этого хотелось, я носила пальто из “Детского мира”, такое синенькое с черным воротником из искусственного меха и исправно ездила на районные олимпиады по математике и прочим малоинтересным для меня дисциплинам.
Но я твердо знала, что настанет время и мне будет в чем каяться. Жизнь меня не обманула.
Очень долго кажется, что на самые зубодробильные вопросы, которые задает нам собственная жизнь,
может ответить тот, кто умнее и взрослее, тот, кто больше знает, кто-то избранный,
кто-то из «посвящённых», кто-то из высшей касты, куда нам вход заказан.
А потом, много лет спустя, приходит понимание, что разобраться со своей жизнью можешь только ты сам.
И на этой крошечной, но заповедной территории ты сам и есть избранный и «посвящённый».
Ты и есть высшая каста, потому что больше быть ею некому.
Кто лучше, чем ты, может честно ответить на твои же вопросы?
Ведь все, что ты попробуешь проговорить и объяснить кому-то, будет искажение или ложь.
Человек не в состоянии рассказать о себе правду,
потому что это всегда будет хотя бы немножко, но приукрашенная версия правды.
И вот рано или поздно, но приходит время, когда человек, проклиная все на свете,
встает на свой и только свой тяжкий путь познания.
Тяжело, часто невыносимо идти этой дорогой.
Но это несчастье дается не всем, а избранным.
И "посвященным".
На беду, чаще всего именно в эту пору вероломно и без объявления войны
вторгается на нашу суверенную территорию "возраст счастья",
который ещё почему-то называют возрастом мудрости.
"Девица с приданым очень хочет выйти замуж. Согласна на любой возраст и наружность, кроме прокаженных и сумасшедших. Лишь бы были деньги".
– Так не пишут!
– Так, конечно, не пишут. Так думают, милая.
Это Фаина Раневская в фильме режиссера Ромма, сценариста Габриловича и оператора Волчека "Мечта".
Фильм вполне себе пропагандистский – о великой и прекрасной стране Советов.
Но там есть единственно правдивый персонаж:
та самая "мадам Скороход" – смешная и нелепая, трагическая и омерзительная. По-настоящему непостижимо великая роль.
"Так, конечно, не пишут. Так думают, милая"...
Она появилась в моей жизни, потому что так было угодно мирозданию. Или так звезды сложились, или еще было что-то,
о чем мне никогда не догадаться, чего мне никогда не понять.
Сначала был радиоэфир, где я отвечала на ее вопросы, на удивление умные и точные, был ее голос - низкий и вбирающий в себя, ее неожиданный и такой искренний смех.
Я еще не знала, как она выглядит. Я только запомнила ее голос. И влюбилась в него или в нее саму - не знаю.
Через какое-то время она позвонила и спросила, где можно купить мои книги - немедленно и все.
А потом она мне написала, что говорить не может, потому что сейчас плачет. И что мы с ней должны сделать цикл передач.
И первое - по рассказу "Эти летние дожди".
Так началось в моей жизни время, которое мне уже никогда не забыть: душные вечера, запахи отдыхающего лета в крошечном садике и мы с ней на видеосвязи в скайпе.
Розовое вино со льдом - это тоже из того лета. Его было много. У нас у каждой стояла рядом с компьютером здоровенная бутылка и бокал.
Мы записывали "Летние дожди".
У нее был изумительно чуткий, "многоцветный" голос, снайперское попадание интонации в цель. У меня же ничего не получалось.
Снова и снова мы повторяли одни и те же строчки и иногда, не выдержав напряжения, которое, как перед грозой, заполняло расстояние, отделяющее Нью-Йорк от Филадельфии, мы подолгу молчали. Каждая о своем.
"Не для меня придет весна"... Мы выучили эту песню наизусть
и понимали, что теперь это наша с ней песня.
Мы зачитывали страницами текст "Дождей", и то, что я пережила, когда писала его, теперь уже во многом стало нашим общим переживанием.
Это было больно и необъяснимо хорошо.
Я была счастлива, что она так все хорошо увидела и поняла самое главное. Это случается так редко...
Отрывок про "Пять вечеров" она взялась читать сама. И сказала, что никому не может это доверить, даже мне. И я была так рада и горда тем, что это делает она. Потому что действительно так, как она, не смог бы сделать никто.
Мне очень бы хотелось представить вам нашу работу. Ее работу, прежде всего.
Там должно быть много ее собственной музыки, музыки, которая рождалась в ее студии, когда мы прерывали работу, чтобы перевести дыхание.
И когда казалось, что вокруг нас разрядами молний уходит в зеленую траву напряжение, которым мы были тогда заряжены.
Впервые рассказ был опубликован в журнале "Топос":
https://www.topos.ru/article/proza/eti-letnie-dozhdi
Позже он вошел в сборник "Грамерси-парк".
Счастье, ты ко мне ещё придёшь?
Или как?
Или мы с тобой так и будем в масках друг мимо друга неузнанными бегать?
Из достоверных источников: говорят, что ты не за горами.
И будут еще в моей жизни литературные встречи, холодок и волнение накануне и ни с чем не сравнимая радость после.
Когда все получилось.
А пока вспоминаем и готовимся.
Я написала это два года назад.
****
Ну вот, первый день нынешнего лета уже стал историей.
А между прочим, в Нью-Йорке он был отмечен важными событиями, в том числе в разных литературных центрах Нью-Йорка выступали Игорь Иртеньев, Михаил Фельдман и я (пискнула я неуверенно).
Я представляла свою новую книжку «Личная коллекция. Magnum Opus» в Grand Central Library – в замечательной библиотеке в Midtown Manhattan.
“Пятый, пошел!” Да, книжка пятая, а все как будто по первому разу. Те же волнения, та же неизвестность: придут – не придут, будут слушать или же потихоньку намылятся ехать домой, сожалея, что приехали по жаре на эту дурацкую презентацию, когда надо было идти на пляж.
Никита Богословский как-то сказал, что самую короткую рецензию он услышал от тетки, которая, выходя из зала после спектакля, со вздохом сказала: “Эх, лучше бы я халвы купила…”
Вот я и думала, как бы кто не захотел халвы вместо моей книжки…
А вот и нет, про халву даже никто и не вспомнил!
Ах, какое это счастье, когда тебя слушают.
Когда отрываешь взгляд от страницы и видишь глаза людей.
И понимаешь, что мы на одной волне, что мы – вместе.
Это не только обо мне, это обо всех нас, о нашей жизни, о том, что мы часто не проговариваем, оставляем в глубине души.
Поэтому читать временами было страшно – как в холодную воду нырять. Но ничего, не утонула… Только ойкала про себя тихо…
В общем так: спасибо всем, кто пришел, и всем, кто не пришел, но собирался. Потому что это тоже очень важно.
Спасибо за тепло и внимание, за разделенную боль, за смех и добрые улыбки.
Спасибо.
PS Все-таки, человечество должно это знать.
Кира Соколова, мой читатель и участник встречи:
"Слушать Татьяну - увлекательный процесс. Действительно, непредсказуемо.
Вдруг появляется неожиданный поворот мысли, щемит сердце от точности, правды жизни, остроумия и полной оголенности нервов автора.
Татьяна нежно вытягивает из нас наши комплексы юности - при этом отдавая себя на растерзание.
Полное откровение своего мира, и не важно, что увидят эту красавицу не такой красивой.
Женское начало уступает писателю, и какому писателю!
Горькая смесь тонкого юмора и обнаженной души раненой женщины".
Сколько раз я обещала себе читать вот такие отзывы на ночь перед сном.
Желательно, запивая вином.
Как обезболивающее, как сильнодействующий наркотик, как витамин, наконец.