блог

Кажется, этот текст уже вошел в какую-то мою книгу.
Но, поскольку он по-прежнему актуален, размещаю его здесь, чтобы в том числе и самой почаще его перечитывать.
На днях получила благодарность за него от одной знакомой, увидевшей его на ФБ.
Пишет, что он помог ей в трудную минуту, и она сделала правильный для себя выбор.
С чем я поздравляю ее и себя.
Значит, и я помогаю.
****
"Хочется быть самой собой, не облегчая никому жизнь".
Золотые слова от удивительной М.Стрип, адресованные, прежде всего, нам, деликатные и романтические девы.
Потому что мы только и делаем, что облегчаем жизнь разным, часто совершенно того не заслуживающим людям.
Просто из привычки никого не огорчать, из привычки быть удобными. И хорошими.
Ррррр!! Это я клыки оскалила.
Поскольку хочется рвать в клочки эту нашу любимую страсть быть хорошими и облегчать жизнь кому ни попадя.
Будем, наконец, самими собой, думая о себе и уважая прежде всего себя, любимую и единственную.
А не ставя себя на последнее место в этой «пищевой цепочке».
Потому что сожрут.
И не заметят.
И косточками нашими сахарными не подавятся.

Писатель никогда не равен своему творению, на мой взгляд.
Даже если речь идет о графоманском, слабом или бездарном произведении.
Просто потому, что оно есть результат его целенаправленных усилий,
лучшее, самое значительное, что оно смог вынуть из своей души.
Поэтому судить по книгам об их авторе – последнее дело.
Автор просто обречен быть мельче, хуже, чем то, что он создал.
И чем значительней автор, тем больше может быть этот разрыв.
Собственно, почти все наши классики – тому убедительный пример.
Простите меня, классики!

Почему-то иногда очень хочется небрежно обернуть шею мохеровым шарфом, так модным в прошлом веке, надеть замшевые сапоги коричневого цвета с золотой молнией и золотым же колечком на замке и дубленку. Можно, как у Анук Эме в М&Ж, можно с белыми отворотами, как у Высоцкого, когда он любил Влади 50 лет назад.
Хочется импортную сумку с “лапшой” по шву. Потому что у всех есть, а у меня нет.
Хочется польских теней бирюзового цвета. Потому что они наверняка сделают меня загадочной. Но их у меня тоже нет.
Хочется слушать Izabelle на французском языке или еще что-нибудь, но тоже на французском. Но в своей очень средней школе я учу английский.
Хочется представлять себя, идущей по старому Парижу. Очень старому, тому, куда нам, бедным совкам, было никогда не добраться.
Хочется, откинувшись на ажурную спинку крошечного стула, пить кофе за столиком на улице и ловить на себе цепкие, тягучие взгляды проходящих мимо мужчин. Они же всегда смотрят так на то, что им не достанется. И самой при этом смотреть на конец своей остроносой туфельки на высокой шпильке.
Хочется ночью вернуться к себе в номер отеля Ritz и получить пощечину от ждущего тебя там еще не старого угрюмого мужчины.
Хочется понимать, что ты ее заслужила.
Хочется вытереть мокрый после его злого поцелуя рот и заметить на ладони следы своей губной помады и его слез. Хочется грязно ругаться по поводу варварски разорванных тоненьких бретелек дорогущего «sien» или «bra», как кому нравится.
Хочется потом в ванную с пеной. И да, обязательно шампанского. Не Cоветского полусладкого, пусть даже с “параграфами”, а злющего, вырви глаз, ледяного французского brut. И, лежа в пене, дать поцеловать большой палец своей ноги с вишневого цвета педикюром. И сказать: «Уйди, скотина, я устала». Но сказать по-французски.
Хочется утром стоять у окна и опять пить шампанское. Один узкий бокал, больше не стоит. А потом – похожая на тазик громадная чашка какао и бриошь в постель, взбитую угрюмым мужиком, который не мог дождаться тебя из ванной. И окунать эту самую бриошь в какао совершенно по-деревенски, но с французским шиком.
Хочется долго думать о том, на что же потратить сегодня деньги. Так, чтобы немного, но с удовольствием. И в конце концов решить, что самое лучшее – это не тратить.
И пойти к церкви, и отдать все, выданное тебе на день угрюмым мужчиной, нищим. А потом плакать и долго-долго каяться в совершенных грехах. Это же так здорово, когда есть в чем каяться…
В те поры, когда мне всего этого хотелось, я носила пальто из “Детского мира”, такое синенькое с черным воротником из искусственного меха и исправно ездила на районные олимпиады по математике и прочим малоинтересным для меня дисциплинам.
Но я твердо знала, что настанет время и мне будет в чем каяться. Жизнь меня не обманула.

"Девица с приданым очень хочет выйти замуж. Согласна на любой возраст и наружность, кроме прокаженных и сумасшедших. Лишь бы были деньги".
– Так не пишут!
– Так, конечно, не пишут. Так думают, милая.
Это Фаина Раневская в фильме режиссера Ромма, сценариста Габриловича и оператора Волчека "Мечта".
Фильм вполне себе пропагандистский – о великой и прекрасной стране Советов.
Но там есть единственно правдивый персонаж:
та самая "мадам Скороход" – смешная и нелепая, трагическая и омерзительная. По-настоящему непостижимо великая роль.
"Так, конечно, не пишут. Так думают, милая"...